Nikitr9m писал(а):
Незачем разножать таких идиотов.
ну я даже не знаю, что тут сказать...
Веда писал(а):
По прежнему надеюсь на плохой конец
Имхо, он тут наиболее логичен.
видимо, у нас разная логика.
Не собиралась выкладывать сегодня, но вижу, что этот фик в незаконченном виде мешает всем также как мне, и поэтому предлагаю всем от него избавиться, дочитав.
Рен не планировал больше встречаться с Кёко после их разговора. Он уже узнал то, что на самом деле его волновало, и теперь оставалось лишь успокоить свои собственные чувства по этому поводу. Узнав, что у Кёко появился парень, он наконец смог позволить себе эту встречу, совершенно искренне надеясь увидеть свою возлюбленную счастливой. Он знал, что, окажись оно так, он задавил бы ревность одной лишь памятью о ее светлой улыбке. Но когда, пообщавшись с ней, он понял, что она по-прежнему несчастна, более того, до сих пор любит его, вместо разочарования и грусти он испытал самое эгоистичное облегчение. Нет, он ни в коем случае не желал Кёко боли. Он скорее себя обрек бы на вечные муки ревности, лишь бы она была счастлива! Но он не представлял себе, как приятно ему будет узнать, что за столь долгое время разлуки она не забудет его... Однако смутная радость от этой мысли ощутимо омрачалась тем фактом, что Могами все же решилась на отношения с другим человеком. Этого он никак не ожидал от нее. Просто не мог поверить, что она сдалась, отказавшись от надежды на счастье, и решила пойти легким путем. Насколько он знал, а узнать он успел немало, Хиро не был плохим человеком. Возможно, он даже подходил Кёко больше, чем кто-либо другой. Что важнее - больше, чем он сам. Но она его не любила. И какие угодно рассуждения о сходстве характеров, дружбе, близости или даже простом удобстве, не могли спорить с этим. Рен слишком хорошо знал, что отношения без любви не принесут ничего, кроме разочарования. А этого он ей никак не желал. Оставалось надеяться, что ее менеджер сможет со временем пробиться к ее сердцу...
Тсуруга искренне хотел пожелать им счастья, но, впервые встретив Хиро, едва поборол давно забытый яростный приступ ненависти.
- Тсуруга-сан! - окликнул его незнакомый мужской голос, - простите, что отвлекаю... - Рен сразу узнал его и с необычайным трудом выдавил вежливую улыбку. - Я Хиро Идзуми - менеджер Могами Кёко. Очень рад познакомиться с вами! - парень вежливо поклонился, ясно улыбаясь, но актеру показалось, что его тщательно изучают.
- Взаимно, - ответил актер, - вижу, Могами-сан в надежых руках. - Он надеялся, что парень не заметит в голосе легкой иронии.
- Я постараюсь, чтоб так оно и было, - улыбнулся Хиро, глядя актеру в глаза. - А вы долго пробудете в Японии?
- Я уезжаю послезавтра, - ответил Рен в надежде, что он не сообщит эту новость Кёко. Прощание с ней он едва ли мог вынести.
- Так быстро? - удивился парень.
- Я уже закончил здесь все дела, - вежливая улыбка не сходила с лица.
- И вас ничего здесь не удерживает? - Хиро не сводил прямого открытого взгляда с лица Тсуруги.
- Нет, - ответил он слишком резко.
- Что ж, вероятно это к лучшему, - задумчиво протянул менеджер, наблюдая за реакцией собеседника. - Желаю вам успехов! Передать Кёко от вас привет? - Обычно Хиро вел себя крайне тактично, но сейчас ему казалось, что он поступает правильно, откровенно провоцируя Тсуругу на ревность. Ему отчаянно хотелось добиться от этого человека хоть какого-то проявления чувств, и ему это удалось.
Наглость менеджера просто взбесила. Рен прекрасно понимал, что парень нарочно пытался вызвать его ревность, и еще больше злился от того, что ему так легко это удалось. К тому же, его страшно обижала осведомленность совершенно чужого человека о его истинных чувствах. В другое время он бы порадовался, что Кёко хоть с кем-то может разделить свою боль, ведь он прекасно знал, как трудно ей было доверять людям свои проболемы, но сейчас его захлестнула эгоистичная ревнивая обида.
- Пожалуй, не стоит, - ответил он с нажимом, - боюсь, ваш привет будет недостаточно эмоционален. - Рен бросил на парня испепеляющий взгляд, но Хиро не переставал фальшиво улыбаться.
- Вы полагаете, что подарили ей недостаточно приятных эмоций? - ядовито спросил он.
- Я полагаю, для такой женщины, как она, просто "приятного" недостаточно, - ответил Рен, и не сразу понял, отчего вдруг менеджер так изменился в лице. Из-за спины он услышал до боли знакомый голос любимой...
Когда я поняла, что ты ревнуешь, я просто растерялась. Какой-то негодующий гнев захлестнул меня со страшной силой от сознания того, что ты продолжаешь меня ревновать, не имея на то никакого права! Ты сам лишил себя всех возможностей, сбежал, оставив меня в одиночестве, так почему же теперь позволяешь себе ревновать?
Тсуруга-сан, - позвала я как-то резко, будто отдавала приказ. Я даже не знала, что способна говорить таким тоном! - не могли бы вы пойти со мной? Нам нужно поговорить...
Наверное впервые в жизни именно ты не посмел спорить со мной, а не наоборот. Мы поехали ко мне, понимая, что не стоит привлекать внимания встречами в общественных местах. Я боялась этого безумно, но ничего не могла с собой поделать. Я отчаянно хотела заставить тебя признать, что ты ошибался, что я заслуживала хотя бы шанса, которого ты не дал мне. А ты пошел со мной просто потому что не в силах был уйти. Ты смотрел на меня почти постоянно, будто боялся, что я исчезну, стоит тебе отвернуться, и ты просто не мог оттолкнуть меня и оставить. И тогда я безошибочно определила, что ты собираешься уезжать. От этого стало так страшно, что я забыла обо всех предостережениях, о боли и страхе, о гордости и необходимости сдерживаться в твоем присутствии...
И вот, я сижу перед тобой, ты так близко, что от этого перехватывает дыхание, и мне приходится использовать весь свой актерский талант, чтобы не покраснеть, как я делала тогда, в такие далекие семнадцать. В твоих глазах страсть, но уже не та, что раньше - сдержаннее, спокойнее, но от этого не менее волнующая. И я готова забыть о той пропасти, которая между нами, о твоей ненависти, о чувстве вины и о своей глупой обиде на тебя. Я согласна на годы и годы боли и тоски, новых погонь от собственной памяти и этой ни за что не прекращающейся любви. Только поцелуй меня. Даже если не сможешь потом остановиться, как бы не было мне по-детски страшно от этого, как бы я ни была уверена, что на утро ты уйдешь с еще большим чувством вины и оставишь мне куда больше боли, я хочу, чтбы ты меня поцеловал. Подпустил один раз не к душе, так хоть к телу, к этим глазам, полным страсти, дрожащим от желания губам, к божественно прекрасному лицу...И я протягиваю руку - медленно, едва заметно тянусь к тебе, глядя на тебя завороженно, не в силах больше выдержать пытки. И ты отступаешь...- Почему ты с ним? - спрашивает Рен, на секунду прикрыв глаза, чтоб вернуть на лицо маску невозмутимости.
- Так нужно, - отвечает Кёко, собирая остатки разума. Притвориться, солгать, сыграть - лишь бы не дать ему понять, что ее покой от начала и до конца выдуман, что все три года она ни на секунду не забывала его, давя тайную надежду однажды снова его увидеть. Что эта сбывшаяся надежда оплачена такой страшной болью, с которой даже сила его ненависти едва ли сравнится, и теперь она просто боится, что он уйдет раньше, чем мог бы, и лишит ее какой-нибудь крохотной капельки счастья. Счастья, заключенного в том лишь, чтобы видеть его сейчас, говорить с ним, слушать бархатный голос, тонуть в стеклянном взгляде и помнить... Помнить каждое движение лица, каждое произнесенное слово, каждое движение руки. Не касаться его, нет - этого он ей не позволит - слишком жестоки его собственные рамки, слишком велик страх сорваться, но хотя бы помнить...
Гнев застилает его лицо, и она узнает безошибочно - он действительно ревнует. Ревнует отчаянно, яростно, грозно - именно так, как она говорила Хиро.
- Что ж, теперь ты тоже знаешь, каково это - быть с нелюбимым человеком, - произносит он горько. И обида, незаслуженная и жестокая, заполняет сердце тоской, такой сильной, что слезы против воли льются из глаз, выпуская наружу так долго сдерживаемые чувства. А он смотрит на нее теперь не со страстью, а с какой-то животной жадностью, тянется к ней, неумолимо приближая лицо, и уже не сжимает кулаки, а обвивает руками ее шею и спину, и она широко раскрывает глаза, даже не пытаясь сопротивляться, потому что вот, сейчас, она знает - ее любимый мужчина, самый дорогой на земле человек поцелует ее, и она будет помнить об этом всю жизнь. Но глаза, полные слез, вдруг застилает такой же животный ужас. Ее сердце готово попрощаться с жизнью за одно это прикосновение, но разум кричит о том, что нельзя позволять такого, что новой боли она не выдержит, что так нельзя и неправильно, что целовать его она могла бы лишь если бы он впустил ее в свою душу. И щеки ее начинают краснеть, потому что играть уже нет ни сил ни желания, и Рен вдруг понимает, что она все та же маленькая хрупкая, но до безобразия храбрая Кёко, которую он оставил одну, бросил в океане боли, и она все это время старательно выплывала, а он теперь собирается затащить ее в водоворот, из которого уже не будет возврата. Он чувствует, как она дрожит, глядя на него сквозь слезы, в ушах звенит от желания, от дикой непомерной тяги к ней, и на секунду он представляет себе, что целует ее. Представляет так ярко, в мелких деталях, почти физически ощущая прикосновения, и отпускает... Движение выходит слишком резким, и Кёко приходится опереться рукой на сиденье, чтобы не упасть. Он поднимается с дивана и отступает на несколько шагов, прохаживаясь по комнате.
- Прости меня, я... забываю, кто я. Ты себе этого никогда не простишь, - говорит он, пытаясь хоть как-то оправдаться, но сам понимает, как грубо, как бессмысленно звучат его слова.
- Это ты себе никогда не простишь! - хрипло шепчет она, поднимая на него полный отчаяния взгляд. - Почему ты не можешь простить себя? Почему не можешь перестать ненавидеть? Почему моя любовь такая слабая и беспомощная, почему я не могу излечить тебя от этой ненависти, как бы ни старалась?... Зачем ты приехал? - она прячет лицо в руки и содрогается, плача. А он стоит и тупо смотрит на нее, пораженный простотой ее слов и их весом, и вдруг понимает, настолько она права. Ни возраст, ни статус, ни ее страх перед чувствами не были для него помехой. Он отказался от нее из-за собственной ненависти к себе и вины. И сейчас с кошмарным опозданием приходит сознание того, как несправедливо было не дать ей даже шанса попробовать, а теперь уже слишком поздно. Она продолжает любить его несмотря ни на что, но выбрала другого человека. И будет страшно несправедливо, пожалуй, даже жестоко, отнимать у нее и эту мелочную попытку стать хоть немного счастливей. Гнев на самого себя, на безжалостное ко всему время, на тяжкие обстоятельства, и немного, лишь в самой глубине души - на нее, что она сдалась, заполняет его душу негодованием.
- Ты права, я себе этого никогда не прощу. Ты имеешь право быть счастливой. Даже с тем, кого не любишь, - он говорит это с такой горечью, что слезы мгновенно прекращают литься из топазовых глаз, сменяя обиду бессильным гневом.
- Я никогда не пыталась быть счастливой с тем, кого не люблю, - говорит она шепотом, опасаясь, что закричит. - У меня ничего нет с Хиро...
- Что? - она знает, как действует на него это признание. Знает, что клетке, в которую он себя запер, приходит конец, и он готов сорваться в любую минуту. Она даже отчаянно желает этого, просто чтобы доказать, что он неправ.
- Мы просто друзья, - объясняет она почти спокойно, - я попросила его притвориться моим парнем, чтобы избежать слухов и излишнего внимания. - Рен ошарашенно смотрит на нее, понимая, что все теперь становится на свои места, ведь он до последнего не верил, что Кёко может быть с кем-то, кто ей безразличен.
- Почему ты мне не сказала? - спрашивает он зачем-то, и теперь уже срывается Кёко.
- Потому что это ничего не меняет! Потому что твоя ненависть никуда не делась! И потому что ты не приехал бы иначе... - в последней фразе звучит страшная боль, и Рен понимает, что впервые наверное лет с шести, он не помнил точно, его глаза начинают застилать слезы. Кёко смотрит на него со смесью удивления и ужаса. Что бы ни случилось, она никогда не могла поверить в существование чего-то, что заставило бы Рена плакать. Какое-то время он борется с желанием отвернуться и уйти, но сам понимает, какое это трусливое и непозволительное желание - оставить любимую наедине с ее болью. Болью, которую он сам ей причинил.
- Какой я дурак, Кеко... - шепчет он, делая несколько неуверенных шагов к дивану. Он падает перед ней на колени и сжимает в ладонях ее руки, заглядывая в раскрасневшееся лицо. - Я должен был понять, догадаться, заметить... Я должен был...- она дергает его руки, сильно сжимая пальцы, и резко шепчет:
- Ты ничего мне не должен! Никогда не был должен! Я просто тебя люблю! Это мое личное дело! - она смотрит на него отчаянно в страхе, что он заберет у нее единственное дорогое, что у нее еще есть - ее чувство к нему, будто у него есть и такая способность.
- Нет, не твое, - говорит он со странным теплом, и обоим становится дико от того, как неправдоподобно оно звучит здесь и сейчас, - теперь не твое... Наше! - уточняет он твердо, как будто приказывает. - Я знаю, что уже ничего не исправить, но я просто не могу от тебя отказаться, - признается он покорно и обнимает ее за талию, чуть приподнявшись.
- Не нужно ничего исправлять! - бессильно произносит она, зарываясь лицом в его волосы. - Не смей ничего исправлять. Я счастлива! "Только не уходи!" - хочет она добавить и не смеет... Но он, словно услышав ее мысли, отвечает,
- Я не уйду. Я больше не оставлю тебя одну. Ни за что.
И от этого обоим становится до безобразия тепло и спокойно.
Конец.
По поводу логики происходящего могу сказать лишь, что любовь нелогична сама по себе и в принципе. Никак. И я буду отстаивать права даже такой любви, по сути своей безответной (в том виде, в котором она была показана изначально). У всех своя любовь, у каждого разная.
Я не хотела бы, чтоб в манге было именно так. Как я уже сказала - это попытка показать, как не должно быть. Но фик написан, и я ничего с этим не сделаю. Простите, что заставляю испытывать такие отвратительные эмоции.