Решилась наконец сплагиатить один из моих любимых романов. Долго вынашивала эту идею, потом не могла выбрать сцену, и вот, наконец...
Оригинал - роман "Скарлетт" Александры Рипли. (Является продолжением романа "Унесенные ветром" Маргарет Митчелл)
Не знаю, как вышло, но мне кажется, что Рен в сороколетнем возрасте вполне мог бы стать похожим на Ретта Батлера. Именно поэтому и взяла за основу "Скарлетт" * * * Было около двух ночи, когда двери зала открылись. И двое юношей заняли свои места у дверей, чтобы провожать гостей к ожидающим их машинам.
Вся толпа вывалила на улицу, заполняя ее веселым смехом. Как и в каждый предыдущий год, все говорили, что в этот раз праздник удался, как никогда. Отличная музыка, отличный стол, шампанское, устрицы.
— Пойдем пешком, Рен. Такая погода... — Придется долго идти. — Ну и что? Это полезно. - Он глубоко вдохнул свежего воздуха: — Да, действительно.
От выпитого шампанского они были близки к состоянию полета. Ночь становилась темнее, а воздух теплее. Тишина резала слух. Такие вечера запоминаются лучше, чем сами праздники. Каждый чувствует какое-то приятное внутреннее тепло. Кёко взяла Рена под руку. Они молча приближались к отелю. Шаги глухо отдавались в темноте. В такой темноте Кёко не узнавала привычных глазу улиц. «Так тихо и пустынно, как будто мы единственные на всей земле».
Высокая фигура Рена была частью этой темноты. Кёко обвила свою ладонь плотно вокруг его руки. Чувствовалась сила, сильная рука сильного мужчины. Кёко прижалась к нему. Она чувствовала тепло его тела.
— Прекрасный праздник получился? — спросила она очень громко. Ей самой показалось так. — Я смеялась так громко над Ханной, что, по-моему, она заметила, она так часто оборачивалась. Рен сочувственно произнес: — Бедная Ханна. Может быть, она никогда больше в жизни не почувствует себя такой привлекательной. Кёко мягко засмеялась. Когда они проходили мимо очередного фонаря, она заметила, что Рен тоже улыбается. Ни о чем не хотелось больше говорить. Было достаточно того, что им было хорошо, оба улыбались, шли вместе, и некуда было спешить.
Они проходили мимо доков. Вдоль пирса стояли корабли и лодки. В маленьких приземистых домиках с магазинами на первых этажах, с темными окнами, многие из которых были настежь раскрыты. Заслышав их шаги, где-то залаяла собака. Они пошли медленнее. Собака еще раз залаяла и замолчала.
Они молча шли от одного фонаря к другому. Рен уже автоматически замедлял свои огромные шаги, чтобы Кёко успевала за ним. В тишине одновременно раздавалось «клак, клак — свидетельство единства и гармонии этого момента.
Один фонарь не горел, и Кёко вдруг показалось, что небо совсем близко. А звезды, казалось, слепили глаза. И до них можно было рукой дотянуться. — Рен, посмотри на небо. Звезды так близко. - Рен остановился и взял ее за руку, чтобы она тоже остановилась. — Это из-за близости к морю. Слышишь его дыхание?
Они стояли очень тихо. Кёко напрягла слух. До нее донеслись тихие всплески воды где-то в темноте. Постепенно они становились громче. Следующий всплеск мог бы сравниться с шумом реки. Это была музыка. Она непонятно почему наполнила ее глаза слезами. Он потянул Кёко за собой. Шаги убыстрились, но все так же в такт друг другу. Кёко чувствовала морской воздух и представляла себя в лодке: — Рен, я хочу поплавать. Возьми меня как-нибудь с собой. Погода еще хорошая. И совсем не обязательно тебе ехать в Токио прямо завтра. Рен на минуту задумался. Скоро она навсегда исчезнет из его жизни: — Почему бы нет. Было бы глупостью упускать погоду. Кёко потащила его за руку: — Пойдем. Уже поздно. А мне нужно рано вставать. Рен приостановил ее: — Если у тебя будет сломана шея, то я тебя не возьму. Смотри под ноги. Она опять пошла с ним в ногу. Это так приятно. Перед самым домом он ее остановил. — Подожди. — Он прислушался, наслаждаясь глухими звуками спящего города.
Они договорились встретиться на пристани утром и разошлись.
Рен критически осмотрел костюм Кёко, и его лицо слегка перекосилось. — Так, я не хочу снова обгореть на солнце, — сказала она однозначно. Она надела широкополую малиновую шляпу, а поверх шляпы повязала голубую ленточку и закрепила ее на подбородке. Кёко казалось, что эта шляпка ей очень идет. Она взяла с собой маленький зонтик от солнца.
«Почему Рен считает, что имеет право всех критиковать? Пусть сам на себя посмотрит. В старой полинялой рубашке, не говоря уже о его куртке». — Ты сказал — в девять. Ну что, мы идем? Рен небрежно поднял с пола холщовую сумку, накинул на плечо и коротко сказал: — Пошли. В его голосе было что-то подозрительное. «Он что-то задумал, — показалось Кёко, — надо быть начеку».
Она и не представляла себе, что яхта такая маленькая. И что до нее придется добираться по скользкому трапу. Она опасливо посмотрела на Рена. — Сейчас отлив. Нам надо было бы прийти в половине десятого. Сложно будет потом вернуться в бухту. Ты все еще по-прежнему хочешь кататься? — Еще бы, конечно! — Кёко взялась за поручень трапа и попыталась пойти по нему. — Подожди, — остановил ее Рен. - Она посмотрела на него недовольно и нетерпеливо. — Я не хочу, чтобы ты сломала себе шею и свалилась в воду. Мне потом придется тебя целый час доставать. Очень скользкий трап. Подожди минутку, я спущусь вниз, чтобы подстраховать тебя. Ты догадалась надеть туфли? Рен расстегнул сумку и надел ботинки на резиновой подошве. Кёко молча наблюдала за ним. Рен переобулся и убрал обувь в сумку. Закончив, он резко встал и улыбнулся. От его улыбки у Кёко захватило дух. — Стой здесь. Умный мужчина знает, откуда ждать проблем. Я поправлю поручень и вернусь за тобой. - Он ловко перекинул сумку через плечо и полез по трапу. До Кёко только сейчас дошли его слова — Ты быстр, как молния, — сказала она в восхищении, наблюдая за передвижениями Рена. — Или как обезьяна, — поправил ее Рен. — Да, дорогая, время безжалостно к мужчинам и даже к женщинам.
Кёко было не в новинку лазить по таким приспособлениям. И она хорошо держала равновесие. В детстве она забиралась на самые верхние ветки деревьев или карабкалась вверх. И этот трап не был для нее такой уж проблемой. Но ей было приятно, когда Рен, поддерживая ее, обнял за талию.
Она села аккуратно на сидение, а Рен приладил парус. Белое полотно развевалось, закрывая весь вид с одной стороны. — Ты готова? — спросил Рен. — Да, конечно! — Тогда поехали. Рен отвязал концы каната от причала и оттолкнулся. Ветер сразу подхватил маленькую яхту и потянул ее на середину реки. — Сиди на своем месте и старайся прижать голову пониже к коленям, — приказал Рен. Он поднял кливер, закрепил фал, и яхта поплыла еще быстрее и увереннее. — Ну вот, — сказал Рен, присаживаясь рядом со Кёко. Ручка киля была между ними. Двумя руками он старался выровнять движение. Стоял сильный шум от ветра в парусах, от скрипа яхты и плеска воды за бортом. Кёко сидела, не поднимая головы. Солнце било в глаза Рену, он щурился, но не отворачивался и был очень сосредоточен. Лицо сияло от счастья. Кёко давно не видела его таким. Встречная волна ударила в борт, разбрасывая море брызг. Рен захохотал. — Молодец, девочка! Кёко понимала, что это адресовано не ей. — Ты уже готова вернуться? — Нет еще.
Кёко находилась в прекрасном расположении духа, несмотря на сильный ветер, промокшую одежду и потерянный зонтик, на то, что в туфли постоянно заливалась вода. Все было настолько сказочно для нее. Волны вздымались футов на шестнадцать. Они напоминали молодых животных, которые набрасывались на добычу. Они поднимали и опускали маленькую яхту, словно игрушку. В такие моменты у Кёко сосало под ложечкой. Она чувствовала себя частью всей этой стихии. Она чувствовала себя водой и солнцем, солью и ветром. Рен смотрел на Кёко. Ему было приятно, что одно из его хобби так нравилось ей. — Хочешь попробовать порулить? Я научу. Кёко отрицательно завертела головой, ей просто нравилось то, что можно просто так плыть. Рен понимал, как хотелось бы Кёко поуправлять яхтой, почувствовать свободу перед стихией. — Наклоняйся, — предупредил Рен и крутнул ручкой паруса над ее головой.
Резкий рывок вознес их на самый гребень волны. Кёко вскрикнула. Над головой летали чайки, как белые пятна на безоблачном небе. Они развернулись. Солнце теперь приятно грело спину. А в лицо ударил соленый ветер. Ради таких дней стоило жить. Он прикрепил парус и полез за сумкой. Достал из нее свитер для себя и поменьше для Кёко. Оба были изрядно потрепаны и годились разве что для таких прогулок. Затем, как краб, приполз обратно. Лодка просела под его весом. — Надень, — протянул он свитер Кёко. — Мне не нужно. На улице словно лето. — Воздух теплый, но не вода. Сейчас апрель все-таки. Продует тебя, промокнешь и не заметишь, как схватишь простуду. Надевай. Кёко скорчила мину, но все-таки надела. — Тебе придется подержать мою шляпу. — Я подержу. Рен натянул свой свитер, затем помог Кёко. Ветер тут же растрепал ее волосы. Прядь волос забилась в рот. — Что ты наделал? — недовольно закричала она. — Отдай быстрее шляпу, пока я не полысела. - Ветер был такой сильный, что, казалось, мог унести все ее волосы.
Она никогда в своей жизни не была такой привлекательной. Ее лицо, розовое под порывами ветра и лучами солнца, светилось радостью. С растрепанной копной волос, в шляпе она выглядела довольно смешной в его свитере. — Ты, конечно, не догадался чего-нибудь взять поесть? — Только завтрак моряка, — сказал Рен, — сухари и ром. — Какие деликатесы! Я не ела никогда ни того, ни другого. — Сейчас пол-одиннадцатого. Подожди и пообедаешь дома. — А нельзя плавать весь день? Мне так хорошо! Такой чудесный день. — Еще час. Мне в полдень надо встретиться с режиссером.
Кёко слегка обиделась, но потом решила не портить себе праздник. Она смотрела на блестящее в лучах солнца море, на пену около бортика, затем нагнулась и зачерпнула пригоршню воды. Она была как маленький котенок. Рукава были такими длинными, что она могла спрятать в них руки. — Будь осторожна. Может сдуть, — смеялся Рен. Он взял руль, готовясь к развороту. — Смотри скорее сюда. Могу поспорить, ты никогда такого не видела. Кёко напряженно вглядывалась в даль. — Дельфины! — Они, наверное, плывут к океану, осторожнее, пригнись. Мы попробуем поплыть за ними. Это просто класс. Поучиться у них. Они к тому же любят поиграть.
Дельфинов было семь. Когда Рен развернулся по их направлению, они были довольно далеко. Солнце било в глаза, и Рен прикрывал их рукой. Дельфины появились прямо перед носом. Они выпрыгивали, показывая свои спины и с шумом ныряли обратно. — Ты видел, видел? — задергала Кёко Рена за рукав. Рен опустился на лавку. — Видел. Они зовут нас двигаться дальше. А остальные ждут. Посмотри!
Два дельфина сопровождали их, то и дело выпрыгивая из воды вдоль обоих бортов. Их блестящие спины и плавники приводили Кёко в восторг. Она засучила свои безмерные рукава и хлопала в ладоши. Один дельфин показал свою единственную ноздрю, повернулся и исчез под водой. Вылез снова, посмотрел и опять исчез.
— Рен! Он улыбается нам! - Они плавали туда и обратно, крутились и вертелись под лодкой, выныривали с разных сторон, стукались о борт, вовлекая яхту в игру. И, казалось, смеялись над тем, как эти мужчина и женщина неумело плавают. — Вон там! — показал Рен. — И там! — тыкала пальцем Кёко совсем в другом направлении. Каждый раз появление дельфина было неожиданностью. — Они танцуют, — настаивала Кёко. — Резвятся, — говорил Рен. — Это представление, — согласились они. Шоу действительно было прекрасным. Рен совсем не следил за яхтой. Он не заметил тучки на горизонте. Первый раз он почувствовал перемену, когда ветер вдруг стих и дельфины куда-то исчезли, паруса повисли. Он оглянулся вокруг и увидел надвигающийся шторм.
— Ложись на дно и держись, — тихо сказал он Кёко. — Сейчас повеселимся. И не в таких переделках бывали. Кёко оглянулась, и ее глаза расширились: только что было солнце и тепло вокруг, и вдруг — облака и черное небо. Без лишних слов она сделала, что приказал Рен. Он же ловко управлялся с лодкой. — Нам придется лавировать, — Рен нервничал. — Зато таких гонок тебе больше нигде не доведется испытать. — В этот момент налетел шквал. День превратился в жидкую темноту. Неба не стало видно. Полил ливень. Кёко открыла рот, чтобы закричать, но тут же нахлебалась воды. «Мой Бог, я захлебываюсь», — подумала она. Она перевернулась на живот и еле откашлялась. Она пыталась поднять голову и спросить у Рена, что происходит и откуда такой шум. Но ей на лицо наехала шляпа. Она ничего не видела. «Либо я ее выкину, либо задохнусь». Одной рукой она пыталась развязать узел, другой отчаянно вцепилась в металлический поручень. Лодку бросало из стороны в сторону, она то и дело черпала носом и трещала по всем швам. Временами ей казалось, что лодка становится совсем вертикально и просто идет ко дну. «Я не хочу умирать!» Наконец ей удалось развязать узел и освободить тесемки. Она могла видеть! Она осмотрелась вокруг. Кругом в темноте были стены воды. Они бушевали и обдавали ее пеной. — Рен! — пыталась она перекричать шум шторма. "Боже, где Рен?" Она вертела головой по сторонам. Он стоял, на коленях, его плечи и спина напряглись. Высоко была поднята голова. Он смеялся ветру, дождю и волнам. Левой рукой вцепился в руль, правой в поручень. Он привязался веревкой, чтобы его не снесло. Но ему нравилось это! Ему нравилось играть со смертью.
Кёко с ужасом посмотрела на очередную надвигающуюся волну. Она старалась себя успокоить. «Рен прекрасно с ней справится, как и со всем остальным». Она пересилила себя и, высоко подняв голову, посмотрела навстречу этому хаосу.
Она ничего не знала о беспорядочности ветра в такую бурю. Когда поднимается тридцатифутовая волна, она перекрывает собой ветер. Лодка поворачивается поперек волны, и становится возможным преодолеть волну. Кёко не понимала, что Рен маневрирует со знанием дела среди этой стихии. И все вроде бы было в порядке до тех пор, пока Рен не закричал: — Кливер, кливер! Она увидела, как гребешок волны накрывает их. Она услышала треск где-то совсем рядом и почувствовала, как сначала медленно, затем быстрее огромная масса накрывает ее сверху. Она посмотрела на лицо Рена. Оно было так близко, затем так далеко и совсем исчезло. Лодка перевернулась, и оба они оказались в ледяной воде.
Она и не подозревала, что бывает такая холодная вода. Сверху лил холодный ливень, и лед сжимал ее конечности. Зубы непроизвольно застучали, дрожь отдавалась в голове с ужасной силой. Она ничего не осознавала, кроме того, что все ее тело парализовано от холода. Но она продолжала двигаться, поднимаясь и опускаясь на волнах и уцепившись за какие-то обломки. «Я гибну. О Бог, не дай мне умереть. Я хочу жить». — Кёко! Этот звук раздался в ее голове громче, чем шум воды и трескотня зубов. Он сразу дошел до ее сознания. — Кёко!!! - Она знала - это был голос Рена. Она почувствовала его руку, крепко сжимающую ее тело. Но где он? Вода заливала ей глаза. Она пыталась что-то закричать, но вода залилась в рот. Челюсти отказывались двигаться. — Рен, — проговорила она. — Слава Богу. - Его голос был совсем рядом. Сзади. Ее сознание начало возвращаться к ней. — Рен, — снова повторила она. — Слушай внимательно. У нас есть всего один шанс. Естественно, мы им воспользуемся. Лодка рядом где-то. Я держу канат. Это значит, что нам предстоит поднырнуть под нее, и тогда мы будем в относительной безопасности. Ты все поняла? — Нет! — вырвалось у нее. Нырнуть для нее было все равно, что утонуть. Если она нырнет, она уже никогда не вынырнет. Паника охватила ее. Перехватило дыхание. Ей хотелось схватиться за Рена сильно-сильно и плакать, плакать, плакать…«Хватит! — слова прозвучали отчетливо. Причем ее же голосом. Это спасет ее. — Ты никогда не спасешься, если будешь вести себя, как идиотка». — Что д-д-де-е-е-ла-ать? — стучали ее зубы. — Я считаю до трех, и ныряем. Все будет в порядке. Ты готова? - Не дождавшись ответа, он стал считать: — Раз… два… Кёко набрала воздуха. Затем ее куда-то утащило под воду. На несколько секунд. Вынырнув, она жадно стала глотать воздух. — Я держал тебя, ты бы не утонула. Ты вцепилась в меня так, что я чуть сам не утонул. Рен показал ей, за что держаться. Руки ее были каменными. Она стала их растирать. — Вот-вот. Растирай. Но не забывай держаться. Я должен оставить тебя ненадолго. Не паникуй. Я недолго. Я должен нырнуть обратно и отрезать весь такелаж, который может утянуть нас на дно. И не пугайся, когда кто-то схватит тебя за ногу. Это буду я. Лишнюю одежду и обувь тоже придется сбросить. Держись. Я скоро.
Казалось, это продлится вечно. Кёко пока осматривалась по сторонам. Не так уж и плохо. Если бы не холод. Перевернутая лодка служила прекрасной крышей и спасала от дождя. Да и шторм казался не таким страшным, хотя лодку и бросало вверх-вниз. Но она не видела этих страшных огромных волн.
Она почувствовала, как Рен прикоснулся к ее левой ноге. Значит, она еще не совсем отморожена. Кёко первый раз легко вздохнула. Она почувствовала движение ножа, а затем огромный груз отвалился от ее ног, и плечи вылезли из воды. Рен вынырнул из воды, и от неожиданности она чуть не выпустила из рук поручень. — Как поживаешь? — спросил Рен. Его голос показался ей криком. — Тс-с. Не так громко. — Как дела? — спросил он тихо. — Замерзла, как собака, если тебе это интересно. — Да, вода холодная. Но бывает еще холоднее. Если бы ты была в Северной Америке… — Тсуруга Рен, если ты мне будешь рассказывать свои американские приключения… я тебя утоплю! Они засмеялись, и от этого смеха стало как бы теплее. Но Кёко продолжала сердиться. — Как ты можешь смеяться в таком положении? Совеем не смешно болтаться в холодной воде посреди шторма! — Когда дела так плохи, что хуже некуда, остается только смеяться. Это спасает от сумасшествия, и зубы не так стучат от страха. Ее раздражало все, что он говорил. Самое главное, что он был прав. Зубы перестали стучать, когда мысли о близкой смерти улетучились из ее головы. — Сейчас я хочу разрезать твои джинсы, чтобы тебе дышалось свободнее. Не двигайся, а то порежу тебя. Было что-то интимно-возбуждающее в его движениях. Прошли годы с тех пор, когда в последний раз ее тела касалась его рука. — Ну вот, дыши глубоко, — сказал Рен, сняв с нее джинсы. - Из этих обрезков мы сделаем что-нибудь, что поддерживало бы нас на плаву. Я закончу и сделаю тебе массаж. Дыши глубже. Я заставлю кровь в тебе бегать быстрее.
Кёко пыталась делать, что говорил Рен, но руки у нее еле двигались. Было гораздо проще повиснуть на висюльках, которые смастерил Рен, и качаться вместе с волнами. Ей так захотелось спать. «Почему Рен там что-то тараторит? Почему он так настаивает, чтобы я массировала свои руки?» — Кёко! — донеслось до нее отчетливо. — Кёко! Тебе нельзя спать. Нужно двигаться. Ударь меня, если хочешь, только двигайся. - Рен стал яростно массировать ее руки и плечи. Он делал это так сильно и грубо, что Кёко тряслась, как погремушка. — Хватит, мне больно. - Ее голос был очень слабым, как мяуканье котенка. Кёко закрыла глаза, и темнота навалилась на нее. Она не чувствовала холода, была только усталость и страстное желание уснуть. Не говоря ни слова, Рен стал хлестать ее по щекам, да так сильно, что она ударилась головой о деревянный борт. Кёко сразу проснулась, злая и потрясенная. — Ты что, с ума сошел! Вот выберемся, ты получишь свое. Вот увидишь! — Так-то лучше, — спокойно проговорил Рен. — Дай сюда свои руки. Я помассирую. — Обойдешься! Я оставлю их при себе. Чего и тебе желаю. Ты мне чуть кости не переломал. — Выбирай: либо я их буду ломать, либо их съест краб. Послушай, если не греться, то можно умереть, Я знаю, ты хочешь спать, но это сон смерти. И если даже мне придется тебя избить до синяков, я не позволю тебе умереть. Шевелись, двигайся, говори. Мне плевать, что ты говоришь. Только говори. Пой мне песни русалки, и я буду знать, что ты жива.
Спустя какое-то время Кёко снова очнулась. — Ты намерен выбраться отсюда? — спросила она безнадежно. Она потерла ногу об ногу. — Конечно. — Как? - Течение несет нас к берегу. Прилив нас принесет туда, откуда мы стартовали. Кёко мотнула головой. Она вспомнила ту радостную суету, с которой они погрузились на яхту. Однако ветер отнес их далеко от залива. — Сколько времени пройдет прежде, чем мы вернемся? — безжизненно спросила она. — Я не знаю. держись, Кёко, — сказал Рен, продолжая усиленно массировать ее плечи. Его голос звучал, как на проповеди. Кёко хотела изо всех сил, чтобы ее отмороженные ноги зашевелились. — Я есть хочу! Какого черта ты не подобрал сумку, когда мы перевернулись? — Она осталась под лодкой, где-то в воде. Господи, Кёко, я совсем забыл про нее. Молю Бога, чтобы она еще была там!
Аромат рома возвращал их к жизни. Кёко усиленно задвигала ногами, ступнями. От восстановленного кровообращения появилась боль. Но она только была рада ей. Это означало, что она жива. Рен прижал ее к себе, чтобы сохранить тепло. Она так устала. Если бы она могла положить голову на плечо Рена и поспать. Его руки так нежно прижимали ее. Ее голова упала ему на плечо. Больше не было сил. Рен встряхнул ее. — Кёко, ты меня слышишь? Я чувствую, что течение переменилось. Я чувствую, мы совсем недалеко от берега. Не сдавайся. Держись, моя милая. Скоро все закончится. — …так холодно… — Черт бы тебя побрал, Могами Кёко! Ты ни на что не годна! - Слова подействовали. Голова поднялась, и в глазах снова появился разумный блеск. — Дыши глубоко, — скомандовал Рен. — Скоро приедем. Он закрыл своей огромной рукой ее нос и рот и утащил под воду. Вынырнув с другой стороны корпуса, Рен огляделся. Кругом ходили огромные волны. — Почти дома, моя дорогая, — прошипел Рен.
Он взял Кёко так, чтобы ее голова оставалась над водой и случайно не нырнула. И поплыл, аккуратно лавируя между волнами. Лил мелкий дождь, из-за сильного ветра он бил в лицо. Рен прикрыл Кёко от надвигающейся сзади волны, она подняла их на свой гребень и понесла к берегу.
Ноги Рена были сильно изранены, но он не обращал внимания. Он с трудом пробирался по песку. К месту, где можно было укрыться от дождя и ветра. Там он уложил Кёко на сухой песок.
Его голос срывался, когда он, растирая каждую часть ее тела, и постоянно кричал ее имя, пытаясь пробудить ее сознание. Рен убрал с ее лица волосы и стал тормошить ее бледные щеки. Наконец, Кёко открыла глаза цвета темного топаза. Они мало что выражали. Кёко загребла ослабевшими руками песок и еле произнесла: «Земля». И тут же заплакала навзрыд.
Рен одной рукой обнял ее и прижал к себе, другой рукой стал гладить по щекам, волосам, подбородку, шее. — Моя дорогая, жизнь моя. Я думал, я тебя потеряю. Я думал, я убил тебя. Я думал… Кёко! Ты жива. Не плачь, дорогая, все кончилось. Ты спасена. Все в порядке! - Он стал целовать ее в щеки, в шею, в лоб. В ней начала пробуждаться жизнь, и она обняла его, принимая поцелуи.
И не было ни холода, ни дождя, ни слабости — только тепло горячих губ и тел и жар ладоней. И сила, которую она почувствовала, сжимая его плечи. И она чувствовала своей грудью, как бьется его сердце. Так же сильно, как и ее. «Я живу, живу! Да!» — кричала она снова и снова, со страстью отдаваясь Рену.
"Он любит меня! Какой я была дурой, что сомневалась". Соленые и грубые губы Кёко расплылись в улыбке. Она открыла глаза. Рен сидел рядом, поджав колени к лицу и опустив голову. Впервые она огляделась вокруг и почувствовала песок на спине. Так можно и замерзнуть навсегда. Надо было найти убежище, прежде чем снова заняться любовью. Ее коленки дрожали. "Совсем еще недавно нам было наплевать на погоду". Она провела пальцем вдоль его спины. Он вздрогнул. — Я не хотел тебя будить. Постарайся еще отдохнуть. Я пойду поищу место, где обсушиться и достать огня. На этих островах должны быть хижины. — Я пойду с тобой, — заявила Кёко. Ее ноги были укрыты свитером Рена. И на ней самой был ее свитер. Она чувствовала неудобство из-за этой тяжести. — Нет. Оставайся здесь. - Он скрылся за песчаными холмами, оставляя Кёко в недоумении. — Рен! Ты не можешь меня оставить. Я не хочу тебя отпускать! Он даже не обернулся. Она только могла видеть иногда мелькающую между холмами его широкую спину, к которой прилипла влажная рубашка. На вершине холма он остановился. Огляделся вокруг и крикнул Кёко: — Там домик! Я знаю, где мы! Вставай! Он вернулся, помог Кёко встать. Она с готовностью взяла его под руку.
Домики служили защитой от сырых холодных ветров. Они стояли на столбах, чтобы их не заносило песками, и были сделаны на века, хотя казались хлипкими. Рен знал, что там есть кухня и камни. И можно что-нибудь найти поесть. Как раз для тех, кого выбросило море. Рен легко сломал замок. Кёко вошла за ним. Почему Рен так молчалив? Он не сказал ей почти ни слова, даже когда вел ее среди песчаных дюн. «Я так хочу слышать его голос, хочу, чтобы он сказал, что любит. Бог видит, он заставил меня ждать так долго». Он нашел в шкафу теплый плед. — Сними все мокрое и накройся. — Он сам укутал ее. — Я разведу огонь. Кёко бросила свою футболку и свитер в кучу и укуталась в одеяло. Оно было такое теплое и сухое. Первый раз за много часов она была в тепле, но ее начинала пробивать дрожь. Рен принес сухих дров и развел огонь. Кёко подошла к огню. — Почему ты не снимешь с себя мокрую одежду? — пыталась она заговорить. — Плед большой, и я с тобой поделюсь. - Рен не ответил. Он возился у огня. Через некоторое время он сказал: — Я снова промокну. Мне придется идти на улицу. Пойду за помощью. Кёко хотелось, чтобы он прекратил возиться и пришел к ней. Она не могла с ним говорить, когда он находился в другой комнате. Рен вернулся с бутылкой виски в руке. — Запасы не очень, — улыбнулся он. — Но кое-что есть. - Он открыл буфет и достал два стакана. — Достаточно чистые. Я налью нам выпить. — Я не хочу пить. Я хочу… - Он прервал ее. — Мне нужно выпить. Он залпом выпил и завертел головой, морщась. — Немудрено, что они оставили это здесь. Дерьмо порядочное. Но… - он налил еще. Кёко стало жалко его. «Несчастный любимый. Как он перенервничал». — Не будь таким наивным, Рен, — заговорила она, стараясь вложить в свой голос всю свою любовь. — Не делай вид, что ты поддался мне. Мы муж и жена. Мы любим друг друга. И все. Рен уставился на нее поверх стакана, затем медленно поставил его на стол. — Кёко, то, что произошло на берегу, ни о чем не говорит. Мы были так рады, что спаслись. Это то же самое, что происходит, когда кончается война. Радостные победители обнимаются и целуются с первой попавшейся женщиной. Они рады, что выжили… Мы с тобой чуть не погибли. Была радость, потому что мы спаслись, и никакой любви.
Эти слова, как гром, поразили Кёко. Но она помнила те слова, которые он говорил ей там на берегу. «Дорогая, любимая…» Неважно, что он сейчас говорит, он любит ее. Она чувствовала это сердцем и душой. «Просто он сейчас врет. Он по-прежнему боится, что я его не люблю, и не хочет признаться!» Они придвинулась к нему: — Ты можешь говорить все, что хочешь. Но это не изменит правды. Я люблю тебя, и ты любишь меня. И мы занимались любовью, чтобы доказать это друг другу. Рен допил виски и громко рассмеялся: — Я никогда не мог забыть, что ты, глупенькая, такая романтичная. Кёко, ты меня разочаровываешь. Кёко расхаживала по комнате. — Ты можешь рассуждать до посинения. Это ничего не изменит. - Она вытерла рукой слезы, которые ручьем катились из глаз. Она стояла сейчас рядом с ним, чувствовала соль его кожи и запах виски. — Ты меня действительно любишь, — прошептала она. — Любишь, любишь! - Одеяло упало на пол, когда она потянулась и обвила руками его шею. — Обними меня и скажи, что не любишь, тогда поверю. Рен взял ее голову и, притянув, поцеловал в губы. Ее руки ласкали его волосы. Внезапно Рен схватил ее руки и грубо оттолкнул от себя. — Почему, Рен? — заплакала Кёко. — Ты же хочешь меня! Он отпрянул назад, попятился. Кёко никогда его не видела таким беспомощным и не владеющим собой. — Да, Господи! Я хочу тебя. И мне плохо без тебя. Ты как наркотик для меня. Я видел людей, которые не могли достать наркотики и мучились. Это почти то же самое. Я знаю, что случается с наркоманом. Он становится рабом, затем гибнет. Это почти случилось со мной. Но я избежал. И не хочу рисковать опять. Я не хочу гибнуть из-за тебя! Он с силой распахнул дверь и исчез среди бури.
Холодный ветер скользнул по голым ногам Кёко. Она подобрала плед, укуталась и выскочила в открытую дверь, но посреди дождя ничего не смогла разглядеть. Она устала, так устала. Она с трудом захлопнула дверь, сил совсем не осталось. Губы еще хранили тепло его поцелуя. Все тело дрожало. Она забылась, пока не вернулся Рен. Однако ее сон был похож скорее на потерю сознания. Ее состояние было близко к коматозному.
— Истощение, — заключил врач, которого Рен привел с собой. — Чудо, что она вообще осталась жива. Будем надеяться, что она не потеряет способность двигаться. Кровообращение восстановилось, но ткани сильно обморожены. Заверните ее в одеяло. Нужно отнести ее в форт. Рен укутал ее и взял на руки. — Отдайте ее. Вы сами еще слабы...
Кёко очнулась в больнице. Открыв глаза, она увидела цветы. Рядом с вазой лежал конверт. Кёко жадно схватила его. Она узнала знакомый почерк на кремовой бумаге.
"Я не могу выразить словами то, что я переживаю, причинив тебе столько несчастий за один день. Мне очень стыдно и совестно за то, что я чуть не стал причиной твоей смерти", - Кёко радостно ухмыльнулась, - Ты вела себя поистине героически. Я всегда буду уважать тебя за это и восхищаться тобой. Я тебе говорю такие вещи, которые мужчины не говорят женщинам. Это действительно так. Я должен сказать тебе главное. Мы никогда больше не увидимся. Ты не найдешь меня, и не пытайся. Прошу принять мои извинения за все неприятности, которые я когда-либо тебе доставлял. Желаю счастья в будущем. Рен."
Кёко уставилась в письмо, ничего не понимая. Она была потрясена. Затем ее взяла страшная злость. Кёко медленно смяла листок бумаги, затем стала рвать его, приговаривая: «В этот раз не получится, Тсуруга Рен. Один раз ты уже убежал от меня. Заставив меня влюбиться в тебя. Сейчас я знаю о тебе гораздо больше. Я знаю то, что, как бы ты ни пытался, ты не сможешь выкинуть меня из головы. Ты не можешь жить без меня. Ни один мужчина не может так любить женщину и потом забыть ее навсегда. Ты вернешься. Обязательно. Но я тебя не буду ждать, раскрыв объятия. Тебе придется меня поискать. И ты обязательно меня найдешь».
_________________ "Бойтесь желаний своих, ибо они исполняются..."
|