|
Выкладываю как и обещала. Эта работа хронологически предшествует предыдущей. Так как это почеркушка, то на многие неясности можно не обращать внимания. Насчет продолжения все сомнительно.
- Может, все-таки останешься? – в который раз уговаривал меня друг. Я только горько усмехнулась и покачала головой.
- Нет, не могу, - ком застрял в горле. Отворачиваюсь, чтобы парень не увидел, как губы дрожат. Не хотелось бы расстраивать этого белокурого парнишу. Он и так из-за меня всегда получает… от его братца.
- Почему? – продолжает допытываться этот ангел. Хотя как посмотреть. Из него совсем не выходил ангел, а палач. Палач собственной двоюродной родни и олигархической верхушки. Он палач, а его брат?.. Еще больший и худший. Если бы меня казнили и позволили выбирать палача, взяла бы младшего брата, хоть не так страшно…
- Потому, - огрызнулась я. – Я устала, хочу в отставку. – Только с ним, с младшим братом величественного старшего, я могла говорить о себе как о женщине, хотя и одета, как юнец, в форму.
- Но возраст… - пытается возразить. Вижу, как теряется и мнется. Смешной и милый. Хороший.
- Я больше не могу, - шепчу прямо ему в губы, глотая слезы, - я не выдержу… Я слишком устала…
- Да-да, конечно, - поспешно соглашается и тут же обнимает, как младшую сестренку. Хотя мы ровесники… Смешно, я всегда была для них самой маленькой. Для белокурого «братишки» и старшего темноволосого командира. Грустно оставлять тут их вдвоем, но что поделаешь, я слишком устала.
***
Стою у заветной двери и мнусь: не решаюсь зайти и положить ему свой рапорт. Боюсь? Наверное. Не хочу уходить? Может быть. В мокрых руках лист с рапортом об отставке. Только один штрих… Только его красивая роспись может избавить меня от этих мук.
Для меня мука видеть его невесту. Просто потому, что она меня ужасно бесит. Я ее ненавижу всеми фибрами своей души. Я ненавижу ложь. Терпеть не могу фальшь. Меня бесит наигранность. А еще розовый цвет и рюшки. А еще голубые глаза и нарисованный, словно у куклы, румянец.
А что самое противное, я начинаю из-за нее ненавидеть его…
Долго стою у двери с закрытыми глазами и глубоко дышу. Раз-два – вдох. Три-четыре – выдох. Тугая пуговка на вороте давит и уже подташнивает. От страха. Потому что я не знаю, как посмотрю ему в глаза. Не представляю, как положу эту влажную бумагу на стол. Не выдержу его взгляда и логичного вопроса: «Почему?»
Вытираю мокрую ладонь о ткань брюк, тянусь к ручке. Холодный металл даже не чувствуется, настолько ледяные у меня руки. Знакомо и оттого медленно поворачиваю гладкую ручку. Дверь легко и без скрипа поддается мне. Щель размером в мизинец становится шире и больше. Набираю побольше воздуха внутрь и вхожу без стука.
Ты сидишь за столом и что-то читаешь. Хмуришься, морщишься, вглядываешься в очередной документ. Трешь гладковыбритый подбородок и слегка кривишь левый уголок рта. Сухо кашляю, чтобы ты меня заметил. Слышишь, поднимаешь голову, вглядываешься в мое бледное без тени морковного румянца лицо.
Чувствую, как начинают гореть щеки от твоего теплого взгляда. Ты мне рад. Всегда. Я это знаю и чувствую лучше даже, чем твой брат. А уголки рта так и тянутся вверх. Но мое невеселое решение заставляет меня состроить кислую мину и потупить взор.
Долго молчим. Я чувствую, как ты изучаешь меня, пытаешься понять, что со мной. Ищешь мой взгляд, который скажет тебе все что нужно. А я пытаюсь скрыть своего предателя. Руки мои за спиной. Прячу от тебя холодный лист бумаги, как ребенок, разбивший стекло, свой мяч.
- Что ты там прячешь? – спрашиваешь нарочито строго, но улыбаешься. Тебя забавляет моя робость. А меня она злит.
Молча подаю свой злосчастный рапорт. Также молча берешь его, чуть касаясь моих холодных пальцев. Взглядом пожираю твои руки с длинными тонкими пальцами. Вижу каждую косточку, знаю каждый мозолик на этих широких ладонях. И все потому, что слишком уж часто прикасались ко мне эти руки. Пытаюсь стряхнуть тут же насевшие воспоминания, но не выходит. Перед глазами стоит мишень, в руках моих оружие, а ты сзади – держишь мои тряские ладони в своих и учишь стрелять…
Спустя несколько вечных для меня минут откладываешь лист и вздыхаешь. Знаю, тебе жалко терять верного соратника. А еще жальче – так хорошо осведомленного в твоих тайнах человека.
- А что значит «ввиду болезни»? – спрашиваешь спокойно и тихо. А по спине уже мурашки – зол. Зол как черт. Нет, как сам этот… самый главный черт. Вжимаю голову в плечи и бурчу:
- Я в последнее время себя плохо чувствую, - это была чистая правда. Последние несколько дней я перестала есть (пропал аппетит), а затем накатила и бессонница. А вид улыбчивой невесты только усугублял и без того незавидное положение моей нервной системы. Врач покачал головой и посоветовал поехать домой. Тогда я пренебрегала этим советом, а теперь цеплялась за него, как утопающий.
- Ложись в госпиталь, - логично, но не по мне. Хочу домой.
- Нет, - качаю головой, все еще изучая мраморный пол и свою обувь.
- Подними голову, - пытаешь просить, но не выходит. Рожденный повелевать просить не может. – Мне надоело смотреть на твой затылок.
Подчиняюсь. Но все равно избегаю твоего черного колючего взгляда. Боюсь, что ты увидишь в моих зеленых всю накопившуюся боль и злость. Изучаю пейзаж в окне за твоей спиной. Голубое небо и серые тучки. Будет дождь. Я никогда не любила эту стихию, а ты любил – всегда гулял под дождем, да не просто под дождиком, а в самый лютый ливень. Непроизвольно дергаюсь от холодка, пробежавшего по спине.
- А почему домой? – спрашиваешь снова. Надоел со своими дурацкими вопросами! Распишись и оставь меня в покое. Резко поворачиваю голову и смотрю тебе в глаза. Говорю, как казалось, чеканя каждое слово:
- От матери письмо пришло… - последнее слово глотаю, так накатила тоска по Марии. Письмо пришло еще неделю назад, пока читала, искренне плакала. От грусти и жалости. От ностальгии по дому, как кошка кинувшейся на меня.
- Я знаю, - бесит, что ты знаешь. А если знаешь, то почему не отпустишь? – Но…
- Это не повод убегать из штаба? – заканчиваю за тебя твою фразу. Колко усмехаюсь на твою улыбку. – Думаю, что мной сделано достаточно и это повод дать мне почетную отставку! – сказала, как отрезала, надоело юлить. Мне надоело бегать, как заведенная игрушка, туда-сюда. А твое последнее поручение меня добило. И морально, и физически.
Морально – я не хочу мириться с твоим выбором. Физически – обострились все честно заработанные болячки в трудную годину.
Молчишь… О да, я безумно рада, что тебе нечего сказать! Наконец-то я тебя хоть в чем-то одолела! Почти не скрываю своего торжества.
Взгляд тяжелый и долгий впивается прямо в душу. Радость сразу куда-то улетучивается, а вся самоуверенность ухает куда-то вниз. Сердце уже в пятках. В легких резко кончился воздух. А ноги примерзли к полу. И сразу просыпается проклятая жалость к тебе…
Берешь свою излюбленную ручку, пододвигаешь ближе мой треклятый рапорт и резко вычерчиваешь свою роспись. Без лишних слов протягиваешь мне блеклый лист бумаги. Я его забираю, киваю, шепчу, кажется, слова благодарности и на ватных ногах плетусь к двери. Закрывая дверь, услышала, как ты кинул ручку и тихо выругался…
***
За окном весна. Природа буйствует и красками, и самой жизнью. В окно бьется ветка сирени, а у подоконника возвышаются прекрасные цветы. Другого слова и не назову, ибо «красивый» не передаст всю ту красоту, что творилась в маленьком саду семейной дачи. М-да, «прекрасный» тоже не то…
Тоскливо перевожу взгляд на календарь. Конец апреля. Хорошо. Даже так удобней считать. Один, два, три, четыре, пять, шесть – загибаю пальцы, а сердце тяжело ухает в такт подсчетам.
Шесть месяцев я уже мирный житель.
Шесть месяцев я уже не в штабе.
Шесть месяцев я не занимаюсь бумажной рутиной.
Шесть месяцев я ничего не делаю.
Шесть месяцев я не видела его…
Шесть месяцев… Долгие полгода…
Однажды у зеркала я поймала себя на мысли, что долго смотрюсь. Сравниваю, но не удовлетворяюсь. Я вертелась перед этим предметом обихода и так и эдак. Стягивала платье на боках, смотрела талию. Вроде, тонкая, почти как у его невесты. Если только она не носит корсеты… Ноги… ровные, но худоваты, как выражалась мачеха, глядя на меня с жалостью и желанием накормить. С руками было сложней: ручки были тонковаты и все узлами от мышц. Нужно было время, чтобы все сошло, а пока я прятала свои руки под длинными рукавами. А затем эта привычка осталась на всю жизнь…
Лицо было изможденное, глаза грустные, но Мария и тут находила ответ: мне нужен был отдых в теплых краях. Зато ресницы густые и длинные и брови не тонкие ниточки! Хотя…куда мне до нее! Эта тридцатилетняя жеманница выглядела на все восемнадцать и рядилась в рюшки, говорила с придыханием и тоненьким голоском. Я же в свои несчастные двадцать с небольшим была, как старуха на лицо. Говорила мало и отрывисто, стоило мне начать растекаться мыслию по древу, как голос начинал меня выдавать. Потому и молчала при людях.
Заметив, что Мария за мной наблюдает, я быстро отбежала от зеркала, схватила кота и поволокла его на улицу…
Только что сорванные гладиолусы синими глазками умилительно смотрят и просят. Я понимаю, что без воды эти нежные создания завянут, а Мария тут же расстроится. Но было так лень вставать со стульчика и идти за вазой…
Чистая вода наполнила расписную пузатую емкость, весело заискрившись на свету. Охапка гладиолусов была рядом. Медленно и осторожно, чтобы не сломать хрупкие стебли, опускаю по несколько цветочков в воду. Раз охапочка, два охапочка, три охпочка и ваза почти полная. Еще чуть-чуть и все, можно ставить вазу у окна.
Беру мигом потяжелевшую вазу в руки и несу к окну. Не успеваю поставить хрупкий предмет на крепкий подоконник. Сразу прожигает странное, но давно забытое чувство. То самое чувство, когда за тобой кто-то пристально наблюдает. Позвоночник сразу неприятно начинает сжиматься, а по спине пробегает холодок. Резко оборачиваюсь, прижимая к себе вазу. Сразу возникает мысль, что вряд ли успею увернуться от возможной пули. Но я ошиблась. Вместо ожидаемого киллера пришел гость. Гость нежданный, гость всегда желанный и уже полгода ненавистный.
Стоишь, облокотившись о притолоку. Руки скрещены на груди. Глаза внимательно изучают. Каждый локон, выбившийся из вольного пушистого хвоста, каждую складку на зеленом платье до колен, и каждую черточку округлившегося лица. Сразу бросило в жар и в дрожь. Некогда сильные руки ослабели, выпустили вазу. Тяжелый предмет, набрав ускорение, осел на пол и не выдержал, разбился. Разлетелся на сотню разных осколков. Вода взметнулась брызгами, забликовав на свету. А цветы рассыпались по полу, растеряв часть синих лепестков. Колени подкосились мгновенно. Я начала оседать на пол, от такого сильного удивления. Но не успела…
Лицо твое совсем близко. Взгляд радостный, совсем тебе не присущий. Вижу каждую черточку красивого лица. Легонько касаюсь гладкой мраморной щеки, чтобы проверить, что это мне не снится. Улыбаешься почему-то… Хочу отстраниться, уйти, сбежать, опять бороться с ненавистью и с любовью к тебе… Но руки сомкнулись кольцом на талии и держат.
Морщусь. Отворачиваюсь. Не хочу видеть. Не хочу чувствовать твоих прикосновений. Противно. Гадко от знания того, что этими руками ты обнимал другую. Зачем пришел? Зачем? Травить душу? Насмехаться?
- Зачем? – удостаиваю вопросом и тут же себя проклинаю. Зря, зря спросила. Потом не отвяжешься, покориться заставит… Дура!..
- Я за тобой, - вкрадчиво сообщаешь в самое ухо.
- Неужели все секретари оказались профнепригодны? – отчаиваюсь на колкость. Руки сжимаются крепче. Не нравится. Ощущаю.
- Не в этом дело.
- А в чем? – осколки керамики скрипнули под ногами.
- Ты мне нужна, - резко полоснуло по уху.
- Ты женат, - шиплю, пытаясь вырваться.
- Уже нет, - жестко бросаешь.
Имеешь удовольствие наблюдать за моими округлившимися глазами. Улыбаешься краешком рта. Правым. Значит, тебе весело. Но улыбка больше похожа на горькую ухмылку. Становится почему-то стыдно, словно я ляпнула что-то лишнее.
- Она умерла. Пыталась меня отравить, - неохотно даешь ответ на мой немой вопрос. Уже позже я узнала, что эта хваленая птаха оказалась матерой отравительницей, работавшей на небезызвестных мне людей.
Сердце билось тяжело и часто о грудную клетку. Кровь стучала в висках. А в голове крутилась одна мысль: «Я замена! Жалкая замена. Верная ему до безумия замена! Замена!!» В то время как мое лицо отражало бурю эмоций, твое же было словно каменным. Я знала и понимала, что он не шутит, и от этого становилось страшно. Мне было бы легче уличить его в подвохе, но как-то не получалось.
- Ты со мной? – едва улавливаю вопросительные интонации, а что самое главное, надежду. Льстит, но не до такой степени.
Конечно, я мечтала о признании в любви, но не таком же! Жутко хотелось романтики, цветов, конфет, хотелось поломаться в конце-то концов! А тут ни цветов, ни конфет, даже поломаться не дают… Приходят и приказывают: собирайся, я так решил! Вот это мне в тебе больше всего ненавистно! Ненавижу твои приказы, ненавижу, что ты не считаешься с моим мнением. Не-на-ви-жу!
- Нет, - даю совсем не тот ответ, который тебе нужен. Удивленно вскидываешь брови. О да! Ты не предвидел этого, не так ли? Злорадствую. Скалю зубы в ухмылке, полной торжества. – Ты не имеешь права мной командовать! Ты мне не командир!! – последнее стало визгом.
Молчание в ответ. Прищур черных глаз стал совсем нехорошим. Одна рука быстро обхватила талию и прижала к себе, вторая – голову. Не успеваю понять что это ты задумал.
- Нена… - последние слоги глотает собственнический поцелуй.
Пальцы нервно сжимаются на твоих плечах, сминая светлую ткань рубашки. Пытаюсь колотить по чем-нибудь, но не выходит. Все усилия сходят на нет. Голова начинает кружиться от недостатка кислорода, но мне плевать. Если задохнусь и умру, то, несомненно, счастливой. Сто процентов, нет, даже двести. Почему-то жарко и хорошо, только немного обидно, что вот так, без предупреждения.
Руки плавно скользят по плечам, обхватывают шею. Довольно-таки вовремя, в следующий момент я просто чуть не висну на твоей шее. Но ты меня очень крепко держишь. Пытаюсь отдышаться и ты тоже. Смотришь на меня и улыбаешься. Непривычно как-то. Возникает ощущение сна, которое сразу же улетучивается.
- Ну так что ты там хотела сказать? – мягко накручиваешь мой выбившийся из прически локон и нежно заправляешь за ухо, касаясь горячей щеки.
- Ненавижу, - бурчу, потупив взгляд. Мне стыдно теперь это говорить. Но говорю, хочу тебя просто чуть-чуть позлить. Какая я мелочная!
- А я люблю, - ухмыляешься у меня прямо над ухом. По коже пробегает табун мурашек, а тело цепенеет. Это точно сон… Этого просто не может быть. Наглое вранье. Ты меня никогда не любил, относился ко мне как к другу, не больше. А любил ты ту, другую… Но не меня…
- Врун, - уворачиваюсь от очередного поцелуя. Намеренно, конечно. Теплые мужские пальцы цепляют цепочку на моей шее. Круглый с золотой вязью кулон оказался в его ладони. Это был мой талисман, и ему было ни много ни мало шесть лет…
- Это я тебе его дарил, - шепчешь, улыбаясь, искренне и чисто. Лицо твое вижу размыто, слезы мешают мне тебя разглядеть. Неосознанно моргаю, мокрые дорожки бегут по щекам. Одна настырная слезинка скатывается прямо к краешку губ. Чувствую твои теплые губы на своих. Этот поцелуй совсем другой, нежный и теплый, извиняющийся. Едва могу оторваться, но надо глотнуть живительного воздуха…
- Так ты со мной? – ладонь твоя на моей щеке, гладишь. И очень пристально смотришь. Сердце в пятках, язык прилип к небу, горло сухое… Но нахожу в себе силы ответить:
- Да, мой командир…
_________________
Я вернулась) Забыла пароль от старого аккаунта KAILY.
Голова моя садовая, хех.
|
между ним и ревностью точно ничего нет?
... ой....gif)
это же совсем из другой оперы 
но я все равно жду продолжения 
KAILY1, спасибо 
ради вкусной проды можно и подождать 
