***
Вот уже больше одиннадцати лет я с тоской смотрю в далекое небо. Смотрю на пролетающие самолеты и завидую тем, кто находится там, высоко, почти у самого солнца. Таким взглядом смотрит голодный котенок на прохожих, так же завидует тем, кто ест бутерброд с колбасой. Вот уже больше одиннадцати лет я потеряла свою мечту…
Давным-давно, или мне это кажется, что это было давным-давно, самолет был для меня чем-то вроде трамвайчика со счастливым билетом. Он связывал меня с моей маленькой родиной, с городом, где деревья были большими, а небо - таким голубым, что резало глаза. Он связывал меня с улицей, по которой я бегала босиком, с домом, где я сказала свое первое слово. Он связывал меня с детством.
Только сейчас, по прошествии многих лет, я стала понимать, что он связывал меня со свободой. Здесь, в Москве, в серых буднях, так похожих друг на друга, время тянулось как противный кисель.
Школа. Я - в коричневом платье с белым воротником и кружевными манжетами, поверх платья надет ужасного вида черный школьный фартук. А там, в четырех часах лету от Домодедово, розовый сарафанчик в цветной горошек и залитая солнцем улица.
Двор. Три старых невзрачных дома образуют замкнутый круг. Лавочка для старушек, песочница для нас, детей, несколько жиденьких кустиков акации и раскидистый ясень, закрывающий своей тенью половину двора. А там, в милом сердцу городке, яркое солнце питает своей любовью виноградник, выращенный моим дедом. Весь двор, от забора до крыльца, укрыт зеленым небосводом, под которым стоит диван-качели. Вот мы с дедом Ваней сидим на мягких подушках. Я ем сладкий виноград, а он, подкручивая усы, рассказывает мне свою версию знакомства с бабушкой.
Воскресенье. Москва. За окном дождь, такой мелкий и противный, что настроения нет даже играть в куклы. Я знаю, что на завтрак будет манная каша, а потом я пойду в комнату к прабабушке и буду перебирать пуговицы из большой картонной коробки. Мне нравится возиться с цветными кружочками, но я терпеть не могу манную кашу. Дед пообещает мне вкусную конфету. И вот я сижу за столом, давлюсь вязкой белой субстанцией с изюмом. Я делаю это не из-за конфеты. Я просто очень люблю дедушку Юру. А там, за четыре с половиной тысячи километров, дедушка Ваня привозит целый багажник огромных сладких арбузов и длинных благоухающих дынь. Вот мы сидим за большим столом в летней кухне и упиваемся сладкими дарами Востока.
Осенние каникулы. Вечер. Дедушка Юра сидит за столом в зале и раскладывает пасьянс, а я за ним наблюдаю. Мне очень интересно, почему на валета пик он положил бубновую даму. Дедушка мне объясняет правила этой незатейливой игры, и весь остаток вечера мы играем с ним вместе. А там, за горами с фисташковыми облаками, мы с моим другом Васей упорно поливаем руг друга из всего, во что можно набрать воды. Мокрые с ног до головы, мы идем «сушиться» в шатер из проволоки и полиэтилена. Солнце и спертый воздух делают свое дело. Разгоряченные и еще более мокрые, чем были, мы бежим во двор, наполняем брызгалки, сделанные из бутылок из-под шампуня, и несемся на улицу играть с Колькой и Любашей. А потом идем к нам доедать огромный арбуз, который мы с дедушкой купили на базаре.
Не пойми меня неправильно. В Москве, дома, тоже были веселые дни, друзья, и иногда светило солнце. Но все равно, дни были похожи друг на друга как яйца из-под одной курицы. Я всегда ощущала на себе неусыпное око моей бабушки, которая вела меня к врачу по всякому поводу. И я знала, что если я разобью коленки, то, в первую очередь, меня будут ругать за неуклюжесть и нерасторопность. А там, когда я содрала себе руку от запястья до локтя, лазая по заборам, дед молча обработал мне руку перекисью и ласково шлепнул по попе. Да, мне влетело, но толи это было не так обидно, толи солнце и беззаботное лето сгладили неприятность. Все впечатления там были ярче. Как ты думаешь, что я больше всего запомнила: поход на карусели в Сокольники с родителями или поиск неспелых яблок на ветвистых дичках? Конечно, я запомнила каждую веточку на яблоне.
Поэтому связующим звеном для меня между Москвой и фисташковым краем стал именно самолет. Всего четыре часа разделяли дождливую реальность и солнечную мечту. Я до сих пор помню звук работающих моторов и вибрацию при посадке. Я помню орнамент на внутренних стенках салона. Мелкие бежево-зеленые морщинки покрывали стены с черными глазами иллюминаторов. Я даже помню, какой завтрак нам подавали: рис, кусочек курицы, огурец и песочное пирожное с орехами. Я помню то чувство, которое охватывало меня, когда эта железная птица размером с дом отрывалась от земли. Я чувствовала, что я лечу, но не в мягком пассажирском кресле, а сама, расправив большие белоснежные крылья. Мне хотелось кричать от радости. Я летела навстречу своей свободе от занудной школы, от навязчивых хлопот бабушки, от запертого между грязно-коричневыми домами дворика, от сырости и слякоти, от зимнего холода и летней духоты.
Теперь ты понимаешь, почему я чувствую сейчас себя запертой в одной огромной тюрьме, где иногда бывают хорошие деньки. Понимаешь, что я испытала, когда у меня на руках оказались билеты на самолет. Моя мечта обретала знакомые очертания.
Знаешь, когда мне было лет десять, я хотела стать стюардессой, чтобы навсегда остаться в небе. Той мечте не суждено было сбыться. Совсем, как у Сент-Экзюпери: «Я хотел стать путешественником, а мне пришлось выучиться на летчика…» Ох, как я ему завидовала! Я хотела летать, а мне пришлось выучиться на учителя и поселиться в бетонных джунглях. И мечтать… Мечтать о небе, о море, о свободе… Вот так-то…




Бесплотные, серые камни внизу
Манят меня я спрыгнуть с обрыва.
Я - чайка, сумевшая выжить в грозу:
Я слишком летать полюбила.

Хоть раз бы собраться всем ветрам назло,
Взмахнуть, как и раньше крылами!
Как хочется мне, что б хоть раз повезло,
Но крылья оковы сковали.

От холода слиплось и смерзлось перо,
Натянуты нервы пружиной…
Ах, как это было, как было давно -
Я с ветром и солнцем дружила.

Дождь мне уже застилает глаза,
Ветра, как смертельные иглы…
Ах, если б не эта убийца - гроза…
Прощай! Расправляю крылья.

Москва – Сочи

Я вспомнила, как мы с мамой и Сёмкой летели в Ош. Когда самолет взлетал, и выключили свет, Семен сказал: «Все, свет выключили. Пора домой, спать».
И вот, спустя 11 лет, я снова лечу на высоте, в нескольких тысячах метров над землей. Когда эта грузная белоснежная махина изящно отрывалась от взлетной полосы, я снова ощутила это всепоглощающее чувство. Наверное, для этого чувства еще не придумали слова, но оно заставляет замереть, затаить дыхание, засмеяться, заплакать… Я плакала. Вернее нет, не плакала. Я боялась плакать, чтобы не спугнуть это чувство. Но слезы предательски текли по щекам. Я хотела кричать от радости! Я не забыла его! Я не забыла того, что ощущала 11 лет назад, когда летела в Киргизию.
Лететь над землёй в ясную погоду – это особое удовольствие. Сверху – ультрамариновое небо, снизу – белые пушистые оазисы облаков. И можно рассмотреть землю, располосованную дорогами и напоминающую дорогой ковёр с причудливым геометрическим узором. Очертания рек походят на морщины стареющей дамы. Чёрные пятна городов бесстыдно нарушают белизну заснеженной равнины. И ты жалеешь, что эту красоту можно увидеть только через холодное, бесплотное стекло иллюминатора.
Города, реки, горы, леса – все это медленно и грациозно проплывает мимо, и кажется, что ты не летишь, а ползёшь со скоростью больной черепахи.
Чувства переполняют меня. Кажется, что ещё чуть-чуть, и я достигну вершины мира, ещё чуть-чуть, и я раскрою загадку мироздания.
Балансируя между небом и землей, я вздрагиваю вместе с самолетом, когда тот попадает в воздушную яму, я чувствую себя канатоходцем, но только находящимся не под куполом цирка, а между двумя совершенно разными мирами, между явью и сном, между мечтой и реальностью.
Внизу – белая пустыня, и призраками кажутся горные вершины. Пышные облака похожи на ворох только что остриженной овечьей шерсти, и мне хочется сгрести этот мягкий белый комок руками. Какое очарование в этом однотонном пейзаже! Я влюблена в это небо! Влюблена в него с тех пор, как увидела сверху это грязно – белое покрывало земли, дорогами изрезанное на квадраты, и игрушечные домики настоящих городов.
Наверное, кто-то смотрит на небо и проклинает Создателя за пасмурную погоду, а я прилипла к толстому стеклу, потому что увидела незабываемую картину. Яркий диск восходящего солнца застрял между двумя слоями облаков, окрасив их в теплые тона. Мы загребаем в охапку, задеваем крылом, тревожим эту недвижимую массу, и кажется, что мы совершаем какой-то безумный поступок. Толща облаков будто мстит нам за то, что мы её беспокоим. Самолёт нещадно трясет, и кажется, что он трещит по швам.
И вот уже видны волны, белые блики на них и уютно расположившийся на берегу моря город в обрамлении величественных гор. Ещё немного, и мы заденем крылом воду. Игрушечные дома и верхушки деревьев проносятся мимо, и через считанные секунды самолет касается жесткого бетона взлетно-посадочной полосы. Всего два часа меня отделяло от серых московских будней. Всего два часа я летела навстречу своей мечте.

***
Да, я знаю. Я заранее знаю, что ты мне скажешь. Ты скажешь мне, что я сумасшедшая? Ты точно скажешь мне это! Мне и самой порой так кажется. Да, я прилетела сюда на сутки. Ну и что? Зато я увидела море! Я видела его первый раз в своей жизни! Что? Надо видеть его летом? Чушь! Я не хочу опошлять это впечатление визгом купающихся детей и видом оголенных тел. Я хочу услышать чистый крик чайки, полный безнадежности и свободы. Я не хочу, что бы в этот момент кто-нибудь рядом ругался матом. Я хочу вдыхать соленый воздух и не чувствовать запах крема от загара. В конце концов, я хочу расправить крылья, стоя на безлюдном причале, и, черт возьми, я хочу крикнуть как эта чайка! Да, знаю, это все эмоции. Но где в Москве я смогу это все ощутить? А это надо почувствовать хотя бы раз в сто лет.
Хотя бы раз в жизни надо бросить вызов здравому смыслу. Ну и что, что завтра тебя уволят с работы. Но ты этого пока еще не знаешь. Ну и что, что завтра у тебя не будет денег отдать долг, который ты занял на эту поездку. Ты все равно выкрутишься. Ты найдешь новую работу и раздашь все долги. Да, возможно, это будет трудно. Но ты будешь помнить, что стоял вот так, на пустынном причале, широко раскинув руки, как крылья, и ты кричал как эта чайка. А - а - а!!! Ты почти летел вместе с ней. И когда тебе будет плохо, ты вспомнишь этот соленый воздух, эти вечнозеленые пальмы, и все твои проблемы испарятся, пш-ш-ш, перестанут существовать, потому что один раз в жизни ты сделал это.
Хочешь, я дам тебе совет? Хотя у тебя все равно нет выбора, раз уж ты читаешь. В Сочи надо ехать в феврале, когда семена пальм уже созрели и небрежно валяются на дороге. Они обязательно прорастут у тебя дома, и будут напоминать о крике этой сумасшедшей чайки.
А я сейчас сижу на веранде маленького кафе на берегу моря, считаю волны и пью великолепное домашнее вино. Я еще не знаю, что завтра меня встретит дождливая Москва. Но я привезу ей веточку приморских нарциссов, и у нее улучшится настроение, и выглянет солнце. И я не очень расстроюсь, когда меня вышвырнут с работы. Наверное, потому, что мысленно я еще буду там, на берегу моря, кричать в ответ чайкам и прибою…

omina, потрясающе красиво и правдиво... Спасибо!!
особенно тронула первая часть...

спасибо)
я и сейчас люблю самолеты) когда искала работу после развода, первым делом рванула в авиакомпании) не взяли)) сказали, что стара и формы 50-го размера нет)

omina, как это знакомо! только в моем случае был поезд))
спасибо, очень тронуло!

Спасибо за искренние чувства и за ностальгию!!!
В моем тоже. Каждое лето в школе ездила к бабушке в деревню. С тех пор нежно люблю поезда и мерный стук колес. Самолеты таких эмоций не вызывают.

Спасибо))))
У каждого свой трамвайчик со счастливым билетом) Тот, который возвращает нас ненадолго в детство)